Неточные совпадения
Прежде всего пошли они обсматривать конюшню, где
видели двух кобыл, одну серую в
яблоках, другую каурую, потом гнедого жеребца, на вид и неказистого, но за которого Ноздрев божился, что заплатил десять тысяч.
Она наклонилась и
увидела покойно сидящего на заборе человека, судя по платью и по лицу, не простолюдина, не лакея, а по летам — не школьника. Он держал в руках несколько
яблок и готовился спрыгнуть.
Райский заглянул к ним. Пашутка, быстро взглянув на него из-за чулка, усмехнулась было, потому что он то ласково погладит ее, то даст ложку варенья или
яблоко, и еще быстрее потупила глаза под суровым взглядом Василисы. А Василиса,
увидев его, перестала шептать и углубилась в чулок.
— Ну, вот
видите! А я у ней пока всего сотню какую-нибудь
яблок сорвал через забор!
Поэтому, если подавались фрукты, он абсолютно ел
яблоки, абсолютно не ел абрикосов; апельсины ел в Петербурге, не ел в провинции, —
видите, в Петербурге простой народ ест их, а в провинции не ест.
— Просто так себе и растет в воздухе. Без ничего, прямо на дереве, как у нас, значит,
яблоко или груша… И народ там, братец, совсем диковинный: турки, персюки, черкесы разные, все в халатах и с кинжалами… Отчаянный народишко! А то бывают там, братец, эфиопы. Я их в Батуме много раз
видел.
— Издальки
видел… Веселый такой едет на новой лошади. Серая, в
яблоках…
Назанский, ходивший взад и вперед по комнате, остановился около поставца и отворил его. Там на полке стоял графин с водкой и лежало
яблоко, разрезанное аккуратными, тонкими ломтями. Стоя спиной к гостю, он торопливо налил себе рюмку и выпил. Ромашов
видел, как конвульсивно содрогнулась его спина под тонкой полотняной рубашкой.
Рубаха на Василье была одна розовая ситцевая, и та в дырах, на ногах ничего не было, но тело было сильное, здоровое, и, когда котелок с кашей снимали с огня, Василий съедал за троих, так что старик-караульщик только дивился на него. По ночам Василий не спал и либо свистал, либо покрикивал и, как кошка, далеко в темноте
видел. Paз забрались с деревни большие ребята трясти
яблоки. Василий подкрался и набросился на них; хотели они отбиться, да он расшвырял их всех, а одного привел в шалаш и сдал хозяину.
Марта принесла в глиняной чашечке бруснику с
яблоками и принялась рассказывать, что нынче ночью
видела во сне, как она была в подружках на свадьбе и ела ананасы и блины с медом, в одном блине нашла бумажку сто рублей, и как от нее деньги отняли, и как она плакала. Так в слезах и проснулась.
Ел он плохо: ходит, бывало, по базару и где
увидит у торговки яйца тухлые, яблоки-мякушки, ягоду мятую — привяжется: «Ты что делаешь, мать?
Вот, одним словом, до чего дошло. Несколько уж лет сплошь я сижу в итальянской опере рядом с ложей, занимаемой одним овошенным семейством. И какую разительную перемену
вижу! Прежде, бывало, как антракт, сейчас приволокут бурак с свежей икрой; вынут из-за пазух ложки, сядут в кружок и хлебают. А нынче, на все три-четыре антракта каждому члену семейства раздадут по одному крымскому
яблоку — веселись! Да и тут все кругом завидуют, говорят: миллионщик!
Параша (отцу). Не отдашь ты меня за него, так мы убежим да обвенчаемся. У него ни гроша, у меня столько же. Это нам не страшно. У нас от дела руки не отвалятся, будем хоть по базарам гнилыми
яблоками торговать, а уж в кабалу ни к кому не попадем! А дороже-то для меня всего: я верно знаю, что он меня любить будет. Один день я его
видела, а на всю жизнь душу ему поверю.
— Еще бы. Я сам
видел дерево, буквально обремененное плодами. Ну, все равно, что у нас
яблоки, или, вернее, даже не
яблоки, а рябина.
А уж я
видел себя седобородым волшебником, который нашел способ выращивать хлебные зерна объемом в
яблоко, картофель по пуду весом и вообще успел придумать немало благодеяний: для земли, по которой так дьявольски трудно ходить не только мне одному.
За ним душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев, потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив, покрытых свинцовым матом; развесистый клен, в тени которого разостлан для отдыха ковер; перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою, с протоптанною дорожкою от амбара до кухни и от кухни до барских покоев; длинношейный гусь, пьющий воду с молодыми и нежными, как пух, гусятами; частокол, обвешанный связками сушеных груш и
яблок и проветривающимися коврами; воз с дынями, стоящий возле амбара; отпряженный вол, лениво лежащий возле него, — все это для меня имеет неизъяснимую прелесть, может быть, оттого, что я уже не
вижу их и что нам мило все то, с чем мы в разлуке.
Вижу также, что обитель хозяйственно поставлена: лесом торгует, земли в аренду мужикам сдаёт, рыбную ловлю на озере; мельницу имеет, огороды, большой плодовый сад;
яблоки, ягоды, капусту продаёт.
Мавра Тарасовна (Глебу).
Вижу я, Меркулыч, что тебе у нас жить надоело, — больно хорошо место, не по тебе. Так ищи себе такого, где от вас дела не спрашивают да пропажу не взыскивают! Оглядись хорошенько, что у нас в саду-то! Где ж яблоки-то! Точно Мамай с своей силой прошел — много ль их осталось?
—
Видели на серой в
яблоках? — шепотом спрашивал он. — Тоже на Причинку метит, да шалишь, не надуешь… Ха-ха! Это Агашков, Глеб Клементьич, проехал. А давно ли был яко благ, яко наг, яко нет ничего… Много их тут зубы точат на Причинку, только уж извините, господа, вам Флегонта Собакина не провести. Да!.. Будет и на нашей улице праздник… Так ведь?
Сказано — сделано. Пошел один генерал направо и
видит — растут деревья, а на деревьях всякие плоды. Хочет генерал достать хоть одно
яблоко, да все так высоко висят, что надобно лезть. Попробовал полезть — ничего не вышло, только рубашку изорвал. Пришел генерал к ручью,
видит: рыба там, словно в садке на Фонтанке, так и кишит, и кишит.
Парень приподнялся, подпрыгнул, сорвал с дерева одно
яблоко и подал его девке. Но парню и его девке, как и древле Адаму и Еве, не посчастливилось с этим яблочком. Только что девка откусила кусочек и подала этот кусочек парню, только что они оба почувствовали на языках своих жестокую кислоту, как лица их искривились, потом вытянулись, побледнели…не потому, что
яблоко было кисло, а потому, что они
увидели перед собою строгую физиономию Трифона Семеновича и злорадно ухмыляющуюся рожицу Карпушки.
Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и
яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо мамы, такое, каким я его
видела на станции, не выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.
— Ро… родился я в Там… там… бове… Родители мои были не знатны и страшно бедны… Я тебе расскажу, что я за птица. Ты ужаснешься. Постой…
Увидишь… Я был нищим… Будучи мальчиком, я продавал
яблоки… груши…
— А я
яблок не ел: надкушу, а когда
вижу, никто не смотрит, — выплюну, а
яблоко заброшу в кусты.
Глаз не вытек и остался целым, но она уже не могла
видеть им, а вскоре из-за правого ушибленного глазного
яблока заболел и левый глаз, и вслед за тем девочка окончательно потеряла зрение и ослепла.
А когда бы
видели вы сокольню на дворе: мастер пустил из нее стрелу с
яблоком — играет себе на небе!
— Да так, великий государь, мальчишку-то ты нонче первый раз
увидишь и прямо иконой благословлять будешь, вместо отца станешь. А может он, коли не сам, так со стороны подуськан на тебя. Да и пословица не мимо молвится: «
Яблоко от яблони недалеко падает». Может, он по отцу пошел, тоже с Курбским в дружестве; али норовит вместе со своими благодетелями перебежать к старому князю Владимиру Андреевичу.